Простой кураторский ход – собрать фильмы, премированные в 2017-м как лучшие дебюты, – привел к большому семейному портрету, полному драйва и тревоги.
«Горизонты» в «Горизонте» – кинопанорама семейной жизни, далекой от идиллии. Семья – источник беспокойства, взрывное устройство замедленного действия, повод для высоковольтных драм – на грани с триллером.
Семья опасна для жизни:
такое предупреждение мог бы вынести на афишу своего фильма «Опекунство» (он открывает фестиваль) француз Ксавье Легран, ставший героем прошлогодней Венеции: приз за дебют вкупе с «Серебряным Львом» за режиссуру, попробуй такое проигнорировать. Я не слишком лестно отзывался об этом фильме (переводя название, как «Опека») в репортаже о призовом венецианском раскладе. Легран – из тех дебютантов, что, однажды сделав успешную короткометражку, разрабатывают обнаруженную золотую жилу по полной. «Опекунство» – превращенный в полный метр маленький фильм «Пока еще не поздно», где героиня Леа Дрюкер вместе с детьми пыталась сбежать от мужа-тирана, инфернально исполненного Дени Меноше. Теперь детки подросли, достигшая совершеннолетия дочь отца игнорирует, но злодей, ставший уже бывшим мужем, от прав на сына (и на контроль за жизнью экс-супруги) отказываться не собирается, что приводит к душераздирающим последствиям.
Вздремнуть на «Опекунстве» не получится – это классная полуторачасовая нервотрепка, сделанная прямолинейно и жестко.
Леграну не до тонкостей, хотя в поведении психопата-героя можно разглядеть и извращенную, чреватую гибелью любовь. Так или иначе, сам фильм ведет себя также нахраписто, как его зловещий герой, – и победно шествует по фестивалям. Возможно, Легран доберется и до американского ремейка: домашнее насилие – тема сверхактуальная, а дебютанты с такой крепкой режиссерской рукой – нарасхват.
Впрочем, высочайший профессиональный уровень – то, что бросается в глаза в каждом из дебютов «Горизонтов»; ни один не грешит неуверенностью новичка. Мой личный фаворит – «Дочь» Маши Шилински, работающей, в отличие от Леграна, на нюансах, но достигающей того же концентрированного нервного напряжения.
В прологе, на фоне ослепительно красивых средиземноморских пейзажей (героиня – гречанка Ханна, её старый дом в горной деревне вблизи Афин становится эпицентром шквалистой драмы), мать говорит плачущей шестилетней дочери Луке о разводе с отцом. Спустя два года отношения внутри распавшейся семьи более-менее стабилизированы: бывшие поддерживают видимость дружбы, веселый шебутной Джимми встречается с подросшей дочкой в отведенные дни – и Лука просто влюблена в отца, Ханна же болезненно переживает безденежье, подступающее старение и разрыв с любовником, но старается держаться. Готовя дом в горах к продаже, Джимми и Ханна неожиданно сближаются вновь – кажется, у этой пары есть стопроцентный шанс на воссоединение. Но угроза ему приходит с неожиданной стороны – от ревнующей мать к отцу девочки. Легран бы мог превратить этот сюжет в какого-нибудь «Омена», изобразив ребенка злокозненным демоном.
К счастью, в «Дочери» нет прямолинейных ходов, но есть смелый и интимный психологизм, точность мотивировок и безбрежная фантазия.
Имя Шилински стоит запомнить: для неё важно не только что, но и как изображено на экране; «Дочь» – первостатейное кино, чувствующее магию большого экрана, пленяющее визуальным рядом, насыщенное завораживающими трэвеллингами.
Есть в «Горизонтах» и еще одна, контрастная по отношению к «Дочери», драма о маленькой девочке в семье: «Лето 1993-го» каталонского режиссера Карлы Симон.
В нем Фриде, ровесице Луки из дебюта Шилински, быть счастливой мешают объективные обстоятельства: осиротевшая после смерти матери Фрида должна сжиться с чужими людьми – да, с дружелюбной, но приемной семьей. У картин схожая солнечная, живописная атмсофера.
В «Дочери» эта природная пастораль обостряет неисцелимые внутренние противоречия, трагический разлом в отношениях близких, в «Лете 1993-го», напротив, примиряет и обещает возможность гармонии.
«Лесной принц» поляка Кубы Чекая – самый экзальтированный, рваный, ошеломляющий клиповым мышлением фильм фестиваля; прямой эквивалент переходному возрасту героя, считающему дни до апокалипсиса.
В переводе на вменяемый бытовой язык это – тоже семейная драма: одаренный подросток живет с авторитарной, слишком внимательной к сыну матерью и мучительно переживает отношения со своим предполагаемым отцом (склонный к притчевым обобщениям Чекай избегает определенности и имён, в титрах он обозначает героев как «Мальчика», «Мать» и «Мужчину»).
Но фильм, вдохновляющийся романтическим сумраком баллады Гёте «Лесной царь», бежит прочь от реализма – в диковинные параллельные миры, к суровым фантазиям и вызывающему головокружение калейдоскопу образов.
И эта виртуозная визуальная неадекватность выглядит самым подходящим для рассказа о смятенной юности киноязыком.
Молодые режиссеры охотно снимают о двух крайностях – детстве и старости. Апофеоз такого «кино двух возрастов» – изощренная австрийская «Невозможная картина» Сандры Воллнер.
Она начинается со стилизованной любительской киносъёмки, фиксирующей один летний загородный день 1956-го года. Камера – в руках отца, которому скоро предстоит умереть, семейные кинохроники продолжит вести его перенесшая полиомиелит старшая дочь.
Но, как и обещано заглавием, эта картина – невозможна: движение камеры, сопровождаемое закадровым комментарием 13-летней Джоанны, обретает самостоятельность, субъективный взгляд девочки превращается в глобальную панораму, маленький домашний мир полнится пугающими тайнами, сквозь частные семейные истории проступает большая и грозная история ХХ века.
Мастерство Воллнер в реконструкции прошлого тоже кажется немыслимым: 1950-е воспроизведены так достоверно, что фильм кажется ровесником своих героев.
Выбиваются из «фамильной линии» два впечатляющих дебюта: оба сконцентрированы на героях-одиночках, по разным причинам выбирающих отверженность и асоциальность. Британские «Поцелуи бабочек» Рафаэля Капелински (их герой – выходец из семьи польских эмигрантов, фамилия режиссера наводит на мысль об автобиографических мотивах) – отчаянное, провокационное и бесстрашное путешествие в мир эротических подростковых фантазий.
Фильм, эстетски снятый в черно-белой гамме, ступает на опасную территорию с вызывающей оторопь имморальной легкостью.
Открытая каннским «Особым взглядом» «Молодая женщина» Леонор Серрай – бенефис актрисы Летиции Дош, взбалмошный, шумный, сексуальный – точь-в-точь как его героиня – опыт «экранизации человека».
Эксцентричный вклад в мозаику страстного европейского кино на экранах холодной январской Москвы.
