Сокровище постановки – приглашённая из БДТ Марина Игнатова в роли миротворицы – президента инициативы «Надежда 21», затеявшей примирить радикальных исламистов со сторонниками демократии западного образца. Среди других притягательных моментов – добротная повествовательность, симбиоз общественного с личным и реализм, подзабытый актуальным российским театром.
Не сразу разберёшь, что построенное на Новой сцене Александринского театра холодное бездушное пространство переговорной, которую монтировщики декораций заполняют предметами офисного быта на глазах у рассаживающихся зрителей – это аэропорт со служебного входа. Токийский аэропорт Нарита, полоска нейтральной земли (земля – песок и камни – присутствует и буквально, цепляя взгляд сюрреальным вторжением пусть неплодородной, но органики в придуманный Семёном Пастухом мир пластика и стекла), где назначена новая «иранская конференция». То бишь, встреча на высшем уровне с практически невыполнимой миссией – разрешение конфликта на ближнем Востоке; вальяжно хамоватый журналист Чарли Янг (Сергей Кузнецов) ведёт телерепортаж (в другом составе эту роль играет Николай Мартон, и в его версии герой наверняка выглядит совершенно иначе – комментатором, исполненным мистического аристократизма, но лоснящийся цинизм определённо ближе к телереальности, чем нездешняя осанка Мартона).
Миротворческая инициатива исходит от Надежды Беляевой, бывшей заместительницы российского министра иностранных дел, которую теперь зовут просто Мадам – из уважения и следуя правилам игры в политический триллер, где значение имеют коды и агентурные прозвища.
Фонд «Надежда 21» собирает за круглым столом коней и трепетную лань: по одну сторону – представитель верховного лидера Исламской Республики Зияд Ассем Ансари (Игорь Мосюк), по другую – председатель партии «Восточная Свобода» Хирши Али (Анна Блинова). Наблюдателями со своими тайными целями – дипломаты от России и Америки, Андрей Мягков (Виктор Шуралёв) и Колин Леттерман (Александр Лушин), непримиримые противники на политической арене и закадычные собутыльники вне её.
Честная в этой компании – только Надежда, не преследующая никаких иных выгод, кроме желания общего блага.
«Честная женщина» – второй спектакль Валерия Фокина по тексту сына Кирилла Фокина; первый – антиутопия под жужжание дронов «Сегодня. 2016 – ...» – бравировал технологиями Новой сцены и ошеломлял метаморфозами зрительного зала. Новая работа нарочно сторонится хайтек-аттракционов; и видеоэкран, парящий над имитирующей конференц-зал выгородкой используется по минимуму – для жутковатых живых портретов смертельно больной героини и коротких полуснов Мадам об уже невозможной «мирной» жизни, где муж и сын – как фантомы, порождённые мыслящей планетой Солярис. Фантастичен* в спектакле только «Оксиджен», проект по добыче пресной воды из воздуха – козырь в колоде миротворцев, призванный смягчить исламскую тоталитарную диктатуру. Остальное, хоть и вымысел, но выглядит реализмом чистой воды: соревнования больших политических игроков в демагогии, подковёрные интриги, тотальный спектакль, равнодушный к жизням его подлинных фигурантов,
своевременно включённые в аксессуары героев пандемические «масочки» – как самый раздражающий и параноидальный элемент цайтгайста, перехвативший это звание у привычного уже писка металлодетекторов.
Всё – приземлённо и, что замечательно, достоверно. Любой политический опус, написанный на злобу дня, будет где-то наивным, где-то – декларативным; отец и сын Фокины не боятся ни того, ни другого; не страшит их – кажется, впервые в строго рациональных спектаклях Фокина – и сентиментальность.
В результате складывается выверенный баланс тональностей, не позволяющий спектаклю стать плакатом, пародией или мелодрамой.
Лёгкая архаика театрального языка отсылает к советскому стандарту изображения заграничной жизни – и заграничных жанров. В СССР искусство регулярно реагировало на международную обстановку; фильмы вроде «Европейской истории» Игоря Гостева удостаивались особой всесоюзной премьеры. То, что Фокин владеет широчайшим спектром постановочных вокабуляров, очевидно; выбор кондового реализма в «Честной женщине» соразмерен сюжету. И оттеняет идеалистический посыл, который героиня Марины Игнатовой формулирует прямым текстом: «Мир стоит видеть не таким, какой он есть, а таким, каким мог бы быть».
Вопрос о том, что есть подвижнические действия уникальных политиков – утопия или социальный прогресс – не предполагает однозначного ответа, но, кажется, авторы склоняются к оптимистичному – пусть и с привкусом экзистенциальной горечи.
Вообще, без Игнатовой вся эта затея была бы невозможна. Я не хочу преуменьшить заслуг точёного актёрского ансамбля, но по отношению к работе Игнатовой один только эпитет – невероятная – могу использовать. Артистка БДТ, не чужая и в Александринском (навскидку вспоминаются фокинский «Гамлет», где Игнатова была Гертрудой, и «Чайка» Кристиана Люпы с Игнатовой – Аркадиной), играет и политика, сумевшего сохранить что-то типа веры, даже пройдя сквозь не одно дипломатическое горнило (работала замом у Козырева), и мать поражённого наркозависимостью сына, и женщину, вынужденно прощающуюся с жизнью, невольную заложницу помощницы-сиделки (Елена Зимина).
И все эти трагические ипостаси – не набор ролей; один человек.
Один живой человек.
* UPD Как выяснилось уже после публикации текста, добыча воды из воздуха только кажется фантастикой: Кирилл Фокин описывает технологию израильской компании Watergen. Честный театр.