Искатели: космос и религия


Вадим Рутковский
31 января 2017

«Космос между нами», «Лев», «Молчание»: обзор новинок кинопроката

Обычно мы пишем о фильмах с фестивалей. Теперь же расширяем сферу деятельности экспресс-рецензиями на фильмы текущего репертуара, способные удивлять. Начало новой рубрике положено. В первом выпуске – три главы: «Старые мастера», «Масс-маркет» и «Наградной лист».


Масс-маркет

«Космос между нами» / The Space Between Us

Питер Челсом, США, 2016

2018 год. На Марс с целью благородной колонизации планеты отправляется миссия первопоселенцев. Капитан корабля уже в полете обнаруживает, что (извините за каламбур) залетела. Инициатор проекта – деловитый мечтатель Натаниэл (Гэри Олдман) – стоит перед выбором: срочно вернуть корабль на Землю или во избежание скандала скрыть первые роды в космосе и обречь ребенка на вечную жизнь на Марсе – земная гравитация будет для него смертельной. Срабатывает план В, мать мальчика умирает при родах, а сам Гарднер (Аса Баттерфилд, «Игра Эндера», «Дом странных детей мисс Перегрин») относительно безмятежно проводит первые 16 лет в компании марсианских ученых и капризного робота. Но вот наступает день, когда Гарднер, мечтающий найти отца и воочию увидеть свою подружку по чату, боевую школьницу-сиротку Талсу (Бритт Робертсон, «Земля будущего»), всё-таки отправляется на Землю...

Трейлер и плакат позиционируют «Космос» как приключенческую мелодраму; преимущественно, для девичьей аудитории. Опасливо ждешь беспощадной эксплуатации сентиментального сюжета – со слезками по поводу слабого сердца и обреченной любви. Ан нет. Во-первых, это не то, чтобы чисто девичье, это нормальное подростковое кино (жанр, напрочь утерянный кино российским), где драйва и приключений намного больше, чем сантиментов. И в фантазии «Космос» превосходит недавнюю историю взрослой космической любви «Пассажиры» (после которой я сокрушался, отчего же в современном Голливуде вообще перестали париться над тем, чтобы придумать хоть что-то мало-мальски оригинальное).

Во-вторых, у фильма неожиданный киноманский референс: на Марсе Гарднер засматривается шедевром Вима Вендерса «Небо над Берлином», идентифицируя себя с героем Бруно Ганса – ангелом, променявшим райские кущи на любовь земную.

В каком-то смысле, «Космос» – римейк «Неба над Берлином»: вольный, простоватый, но куда более близкий к оригиналу по духу, чем настоящий американский римейк 1998 года «Город ангелов». Гарднер радостно открывает обычные земные радости – дождь, гамбургер, секс; «Что ты больше всего любишь на Земле?» – вопрос, которым фильм ухитряется задаваться без пошлости и пафоса.

В-третьих, «Космос» местами удивительно похож на «Приключения Электроника», а Гари Олдмен и Карла Гуджино, преследующие сбежавшего из-под опеки мальчишку, ну просто один в один Николай Гринько и Елизавета Никищихина, профессор Громов и ассистентка Маша, гоняющиеся за Элеком. Хотя это совпадение, конечно, случайно (или нет?). 

Я бы не удивлялся неожиданно верной интонации, если бы узнал имя режиссера до просмотра. Это, всё-таки, не проходная поделка, а новый фильм Питера Челсома, интеллигентного и остроумного британца, прославившегося в середине 1990-х абсурдистской комедией «Остряки» (Funny Bones; в нашем видеопрокате – «Шутки в сторону»). Один из её героев замечал: «Шутка – как полоска бикини: бывает такой тонкой, что можно и не заметить». Вот в тонкости, в деталях, в человеческой достоверности и дело. Тонкость превращала даже рождественский ромком «Интуиция» (Serendipity) – сложно вообразить более засаленный жанр – в живую реалистичную сказку. Тонкость и еще искренняя теплота, с которой Челсом выстраивает отношения героев и рисует мир будущего (к 2034 году изменится только интерфейс мониторов – верю в такой вариант развития безоговорочно). Простые вещи.


Наградной лист

«Лев» / Lion

Гарт Дэвис, Австралия – Великобритания – США, 2016

1986 год. Маленький Сару живет в трущобах индийской деревушки Ганештали – с матерью, братом и крохотной младшей сестрой. Однажды Сару увязывается за старшим братом Гудду на ночную работу – он мал, да удал и готов ради близких таскать любые тяжести. Но на железнодорожной станции Сару засыпает, а проснувшись и не обнаружив Гудду, забирается в пустой вагон. Выберется из него мальчишка только через два дня, когда поезд отвезет его за тысячу километров от дома, в огромную пугающую Калькутту, где даже на хинди, родном языке Сару, никто не говорит. Там Сару чудом спасется от парочки педофилов и банды знакомых нам по «Миллионеру из трущоб» Дэнни Бойла «компрачикосов», выжигающих детям глаза. Угодит в приют, где не слаще, чем на улицах. И будет усыновлен здоровой австралийской семьей (Николь Кидман и Дэвид Уэнэм). 25 лет спустя уже взрослого Сару (Дев Патель, «Миллионер из трущоб», «Робот по имени Чаппи») накроют детские воспоминания, заставляющие начать, казалось бы, безнадежный поиск родных.

6 номинаций на премию «Оскар» (лучший фильм, лучшие сценарий-адаптация, операторская работа, оригинальная музыка и роли второго плана – Дев Патель и Николь Кидман) мгновенно вводят в зону особого внимания фильм дебютирующего в кино телевизионного режиссера Гарта Дэвиса. Тут заранее не ждешь ничего выдающегося: подумаешь, ну, откопали «антиподы» в поисках сюжета для новых фильмов автобиографический роман Сару Брайерли, экранизировали реальную историю, похожую на болливудскую фантазию, академики расстрогались, а нам теперь смотреть?

Первая часть – скитания и злоключения ребенка в шокирующей Индии – настраивает на худшее: такое кино использует не диалог, а наглую манипуляцию; какой-то чувственный фашизм, честное слово; даже «Белый Бим, черное ухо» не так бесстыдно играет на эмоциях. Но не надо торопиться с выводами: «Лев» не то, чем кажется поначалу.

Вместе с повзрослевшим героем, меняется и жанр, из унижающей зрительское достоинство слезовыжималки фильм превращается в крепкую драму об одержимости. Вырываются спрятанные в подсознание тени прошлого – и все размеренное существование Сару, переехавшего в Мельбурн для постижения отельного менеджемента, летит к черту. Стабильность – лишь намалеванная неумелым художником потемкинская деревня; мир, казалось бы, до последней бороздки прочерченный на картах Google Earth, – непостижим. Но выход есть – в отчаянном, на грани безумия, поиске. Не столько родной крови, сколько себя.


Старые мастера

«Молчание» / Silence

Мартин Скорсезе, США – Тайвань – Мексика, 2016

1633 год. Христианизация Японии объявлена преступлением, португальский священник-иезуит Криштован Феррейра (Лиам Нисон, «Список Шиндлера», «Заложница») пленен и принужден смотреть, как единоверцы умирают под пытками. Его последнее письмо попадает к обосновавшемуся в Макао католическому руководству лишь в 1637-м. Судьба Феррейры неизвестна, по слухам, он отрекся от веры, женился на японке и исповедует буддизм. Два молодых святых отца, ученики Феррейры Родригес (Эндрю Гарфилд, «По соображениям совести») и Гарупе (Адам Драйвер, «Паттерсон») отплывают в Японию на утлом плоту, в сопровождении подозрительного проводника Кичиджиро – вопреки увещеваниям основателя Коллегии святого Павла Алессандро Валиньяно (Кьяран Хайндс, «Пазманский дьявол»), возможно, навстречу собственной погибели – чтобы узнать правду о судьбе Феррейры. И испытать силу своей веры.

Практически в каждой рецензии на «Молчание» (одноименный роман Эндо Сюсаку в 1971-м уже экранизировал Масахиро Синода) – и эта теперь тоже не исключение – упоминается, что для истового католика Скорсезе это – выстраданный проект с 26-летней историей. Что фильм с 40-миллионным бюджетом не собрал в прокате и шести. Что на «Оскар» номинирован только оператор Родриго Прието. По мнению части моих коллег, такое невнимание академиков к «Молчанию» непростительно (эх, не судите, да не судимы будете). Я бы, конечно, оспорил и номинацию Прието: фильм действительно эффектно снят, но это, скорее, эффект глянцевого журнала, ослепительный религиозный гламур.

Нет, в кадре нет нехватки в грязи и страданиях; если пересказывать «Молчание» совсем грубо, то это беспрестанный поток мытарств и истязаний, которым миссионеры и тайно исповедующие христианство аборигены подвергаются со стороны властей. Но выглядит всё предельно живописно; видимо, чтобы глаз радовался, даже если душа томится.

Я ничуть не сомневаюсь в выстраданности и интимности проекта, на который отважился 74-летний классик, прежде дважды напрямую высказывавшийся о религии и её парадоксах: в скандальном «Последнем искушении Христа» (1988) и мирном буддистском эпике «Кундун» (1997). Отчасти это – новая версия «Искушения»: герой Эндрю Гарфилда напоминает канонические изображения Христа.

Но меня все 2 часа 41 минуту не покидала мысль о странной инверсии, предпринятой Скорсезе. В прошлом году на фестивале в Локарно в ретроспективной программе показали фильм Гезы фон Радваньи «Врач из Сталинграда» (1958) – про лагерь НКВД для военнопленных немцев. В нём, как подметил куратор программы Олаф Мюллер, сознательно или нет, но совершена очевидная подмена: немцы оказываются в положении сосланных в концлагеря евреев, а русские офицеры – в роли немецких мучителей. Примерно то же, только на другом историческом материале, делает Скорсезе. К XVII веку, которым датировано действие «Молчания», святая инквизиция, наверное, не лютовала так, как в Средние века, но до первой попытки её упразднения (предпринятой, если меня не подводят скромные исторические познания, Наполеоном во Франции) оставалось полтора столетия. И ладно бы Скорсезе в своем рассказе о гонениях на христиан отправился куда-нибудь во времена Нерона – было бы убедительнее.

А так сочувствию к жертвенным агнцам из Нагасаки очень уж мешают памятные истории об «испанских сапогах», «колыбелях Иуды» и «стульях ведьмы».

Японцы принуждают христиан подтвердить отречение, легонько наступив на икону. Католическая церковь, напомню, использовала более радикальные методы: надпись «Я отрекаюсь» украшала обоюдоострую «Вилку еретика», впивавшуюся в грудину и горло.