Венеция-2018: Спорить не о чем


Вадим Рутковский
9 September 2018

Бегло – о призах 75-го кинофестиваля на венецианском острове Лидо, где в основном, но не единственном конкурсе победила широкоформатная ретро-панорама Альфонсо Куарона «Рома»

Второй год подряд «Золотой Лев святого Марка» достаётся режиссеру-мексиканцу: возглавлявший жюри триумфатор 2017-го года Гильермо дель Торо присудил главный приз земляку Куарону. Но это не симптом расцвета национальной кинематографии: оба автора – космополиты с прекрасными карьерами в Голливуде, и пусть «Рома» снята в Мексике и о Мексике (подробнее – в этом репортаже), стоит за ней империалистический гигант Netflix. «Золотой Лев» «Роме» – полезное для фестиваля политическое решение жюри, укрепляющее дружбу мостры и Netflix'a (с которым, напомню, больше не поддерживает отношений Каннский фестиваль, изначально тоже рассчитывавший на «Рому»). Это решение вообще устраивает всех (даже местных чиновников: пусть у итальянцев ни одной награды, зато золото – у фильма с названием Roma). Даже не относясь к поклонникам картины (а их много, Куарон, хоть и снимает изощренный семейный роман с неочевидными ходами, по части эмоций простодушен, в метафорах прямолинеен и вообще доступен), невозможно не оценить постановочную крутизну; впрочем, я об этом уже писал.



У Венеции-75 есть два неофициальных итога – две показательно зафиксированных тенденции. Первая – слияние кино и ТВ; не меньше десятка фильмов официальной программы – телеконтент. А помимо «Ромы» (чей широкоформатный шик на телемониторе, пусть даже очень большом, потеряется), в призерах фестиваля оказался минисериал «Баллада Бастера Скраггса» братьев Коэн: они получили абсолютно справедливую награду за сценарий. Хотя мрачный юмор вестерн-анекдотов, из которых складывается мозаичная «Баллада», не единственное достоинство виртуозного телепроекта, оказавшегося и легче, и острее, и живее кинофильмов Коэнов последних лет пятнадцати. Может показаться (если судить по консервативному регрессу в общественно-политическом поле), что постмодернистское разрушение границ и вертикалей было лишь милой прощальной гримаской ХХ века; однако ж нет; кино, ТВ – всё едино (а VR-экспириенсы, до которых я ещё доберусь, стирают грани между кино, компьютерной игрой, перформативным искусством, анатомией и физиологией человека – вот, наконец, и будущее наступило!).

Второй итог Венеции-75 – коллективный портрет модного режиссера XXI века. В наградном списке этот типаж представляет Йоргос Лантимос; его «Фаворитка» получила Гран-при (сыгравшая королеву Анну Оливия Колман удостоилась приза за роль, обойдя звездных партнерш Эмму Стоун и Рэчел Вайц).

К тому же «социальному типу» относятся и нелюбимые мной Ласло Немеш с Лукой Гуаданьино, и почитаемый Брэди Корбет; да и, с небольшими оговорками, австралийская режиссёрка Дженнифер Кент, дебютировавшая поддельным хоррором «Бабадук» и показавшая теперь в Венеции садистский вестерн «Соловей» (The Nightingale). Я сейчас не о мере таланта и глубины, а о внешней особой примете – перфекционистском формализме; для всех новых модных главное – чтобы костюмчик сидел; и не просто сидел, но затейливо выглядел. Кент в этой компании выглядит простовато: для неё главное – идея, а не история, придуманная без намёка на оригинальность.

Жила-была в австралийской глуши XIX века ирландская бедняжка с прекрасным голосом; служила наложницей офицеру, вызволившему её из тюрьмы (куда Соловейка угодила, как я понял, за воровство) и женившему на покорном крестьянине. А когда однажды возроптала, офицер её показательно изнасиловал, а мужа и грудного ребёнка убил (ребёнка, чтобы быть точным, чужими руками). И девушка встала на путь кровавой мести – ну и духовного освобождения, конечно; эхо me too слышно в трелях Кент отчетливо. Как и протест против расизма – в формате «Чёрных убивать нехорошо!» Жюри наградило сецпризом Кент и дебютной актерской премией – молодого аборигена Байкали Ганамбарра, сыгравшего проводника мстительницы. Снова решение, не вызывающее желания спорить – как и главная награда за мужскую роль, Уиллему «Ван Гогу» Дефо. Всё так правильно, аж противно.

Приз за режиссуру – у Жака Одиара, чьи «Братья Систерз» тоже понравились, кажется, всем. Я пропустил; поделюсь впечатлениями, когда появятся в Москве, на «Амфесте» и в прокате.



Жюри второго конкурса «Горизонты» возглавляла гречанка Афина Рашель Цангари. Из эклектичной и, по обыкновению, слабой программы (Барбере, конечно, респект за VR и Брэди Корбета, но «Горизонты» он убил) выбрали, действительно, два самых интересных фильма. Победитель – «Манта рей» (Manta Ray) тайца Футтифонга Ароонфенга; будем ли мы произносить его имя без запинок, как имя Апичатпонга, покажет время, но все основания на то, чтобы Футтифонга запомнить, есть. Энигматичный фильм про безымянного раненого немого и его спасителя, обладающего даром находить кристаллы, в которые обращаются трупы людей; про превращения и перемены личности-участи; про мистические импульсы и огоньки в лесу.



Приз за режиссуру – у молодого казахстанского формалиста Эмира Байгазина, автора «Реки» (Ozen), красивой притчи о грехопадении – на примере пяти братьев, живущих где-то в степном мифологическом безвременье, под властью деспотичного отца. Байгазин, автор «Уроков гармонии» и «Раненого ангела», населяет почти выморочную и снятую с рациональной изысканностью конструкцию (он сам и оператор) героями из плоти и крови; ловко балансирует между условностью и реализмом – и катит воды река!



Жюри VR-секции Венецианского фестиваля – самое компактное, всего три человека: датчанка-режиссёр Сюзанна Бир (это её деятельность сподвигла Триера на шутку про нациста, повлёкшую ссору с Канном), итальянский писатель Алессандро Барикко и французская актриса Клеманс Поэзи. Но задача у этой тройки была посложнее, чем у коллег: выбирали из 31-го проекта, где наряду с более-менее нормальными (хоть и трёхмерными) работами были и квесты, и перформансы. Я совершил маленький подвиг и посмотрел ВЕСЬ виар – а это 40 проектов (включая девять внеконкурсных). Немного жаль, что жюри, даже в категории Interactive, проявило консерватизм: без награды остался французский опыт The Horrifically Real Virtuality, вдохновлённый Эдом Вудом и Белой Лугоши. Этот экспириенс длится почти час, причём в первой части ты участвуешь в смешном театральном представлении без всякой vr-экипировки. А когда её надеваешь, путешествуешь по пяти пространствам, включаясь в каждое как актер. Невероятная вещь (и на выходе получаешь в подарок сумку и мятные конфеты, хотя и без этого – полный восторг).

В категории Interactive приз достался южнокорейской анимации Buddy VR. Бадди – это мышонок, который хочет стать твоим другом; главный интерактивный момент – возможность написать своё имя на виртуальной карточке; в финале хвостатый герой нарисует двух держащихся за руки человечков и подпишет картинку. В моем случае вышло «Buddy + Vad», потому что буквы im я дорисовать не успел: в обращении с джойстиками (или как там эта геймерская приблуда называется?) руки у меня – крюки.



Призёр в категории Linear – «Остров мёртвых» (L'île des morts), очень простой, но действенный опыт погружения в картину Бёклина под музыку Рахманинова (невозможно забыть, как звучала она в «Измене» Кирилла Серебренникова; свободу Кириллу Серебренникову!).



Протеже Даррена Аронофского Элиза МакНитт победила в категории Immersive с трилогией «Сферы» (Spheres), где строго научные данные об устройстве Вселенной – повод для создания космической поэмы. Влиять на действие невозможно (и то верно – кто мы для Вселенной? атомная пыль), но дозволяется слушать планеты и заглядывать в их нутро. Там красиво.