Дом стоит, свет горит


Вадим Рутковский
17 September 2025

Фильм Роберта Земекиса «Тогда. Сейчас. Потом» в российском прокате. Почти через год после американской премьеры, но не беда – ветра времени картине не вредят

Оригинальное название – Here, «Здесь», однако не столько «здесь и сейчас» волнуют Земекиса и художника Ричарда Макгуайра, автора комикса-первоисточника, сколько две вечных бездны – прошлое и будущее. Между ними замкнуты все герои фильма, включая очень необычного самого главного героя.


Это вовсе не персонаж суперзвезды и любимца Земекиса Тома Хэнкса, пребывающего на экране в разных возрастах – от тинейджерского до преклонного: ИИ творит чудеса! И не герои Робин Райт или Пола Беттани или других, не столь сиятельных исполнителей.

Этот герой даже не человек; и не неведома зверюшка или, там, робот.

Я бы никогда не угадал кто – хотя англоязычное название прямо называет его. Это именно конкретное «здесь», место на карте и в пространстве, точка геолокации, в которой когда-то, за миллионы лет до нашей эры, резвились динозавры, а в XIX веке, после Второй американской войны за независимость, построили дом, и каких только жильцов в нём не перебывало. И сколько ещё поживёт: частная человеческая жизнь конечна, время – нет.


С динозавров фильм и начинается: Земекис – бесстыдный классик, может позволить себе не оглядываться на другие авторитеты и не стесняться сравнений с Терренсом Маликом, который удивил всех динозаврами своего «Древа жизни». «Тогда. Сейчас. Потом» глобально на той же территории экспериментального эпоса, только Земекис – вообще-то, один из самых дружелюбных к зрителю голливудских режиссёров, популист-сентименталист, создавший «Назад, в будущее» и «Форреста Гампа» – поступил ещё экспериментальнее. Пересказу фильм не поддастся, каким бы краснобаем ни был тот, кто предпримет эту попытку. Притом, что добротных, связных, годящихся на крепкий семейный роман историй в фильме не одна, а целых пять – и даже больше. Но представьте несколько увесистых романных томиков, которые разделили на отдельные страницы, и страницы эти перемешали. Не совсем, конечно, в произвольном порядке – всё-таки это не дикий авангард, а в меру сентиментальное кино про семейные жизни, которым оказалось суждено пройти в том самом избранном месте-доме в Нью-Джерси.

Рождения, смерти, возвращения с войны и проводы на войну, большие надежды и утраченные иллюзии; всё как у всех.

Тем не менее, перемешано всё знатно; и легче, конечно, не пытаться выстроить и удержать в голове линии судеб (между некоторыми обитателями из ХХ века ни кровной, ни какой-либо иной связи просто нет – в Первую мировую жилище арендовали одни люди, во Вторую – другие) а смотреть фильм как калейдоскоп. Узнавая универсальное, предаваясь ностальгии, сочувствуя или скучая – почему бы и нет; в конце концов, цикл рождений, смертей и утраченных иллюзий (хотел на Марс – продаёшь пылесосы) не то, чтобы очень занимательный цикл; с кем не бывает.


По форме фильм тоже вполне радикально (особенно по голливудским меркам) экспериментален. Камера не движется (ну почти не движется, есть одно исключение);

каждый кадр статичен, снят с одной и той же фиксированной точки – что доисторические леса, что гостиная, в которой меняется интерьер, но не вид из окна.

В домашних, без стегозавров, сценах (а таких сцен большинство) приём мог бы обернуться лютой театральностью (да, зритель, знакомый с театральной драматургией, поймает в фильме вайб, похожий на «Долгий рождественский обед» Торнтона Уайлдера). Если бы не неожиданное визуальное сходство с видеоартом: Земекис, насколько я понимаю, экранизирует комикс максимально близко к «тексту» – не к словам, а к изображению. Времена сменяют одно другое уже внутри кадра; и прямоугольная панель с телеком, транслирующим репортаж о визите битлов в Америку (на этом же фоне разворачивались события раннего шедевра Земекиса «Я хочу держать тебя за руку»), тает среди древних индейских лесов Покахонтас.


И это тот случай, когда решить, смотрим мы большую творческую удачу семидесятилетнего мастера или имеем дело с крупным поражением, невозможно. Мне попадались почти хамские рецензии, авторов которых Земекис так раззадорил, что они сравнили его фильм с бессмысленной рождественской открыткой. Хотя это чушь – открытки могут быть таким же метафизически бездонными, как эстрадные песни. Тем не менее, и я иногда недоумевал, зачем в стотысячный раз пережёвывать банальности нашего жизненного цикла (о чём выше уже сказал).

Но магия, магия-то тоже в этой прихотливой перемене веков и сюжетов безусловна.

Короче, уязвимый фильм; и в этом тоже сила.