Канн-2017: Летающий цирк


Вадим Рутковский
22 мая 2017

С неба на землю – траектория конкурса

После сказочного дуплета «Окджа» и «Спутник Юпитера» – сатирический реализм «Квадрата» и ностальгический реализм «120 ударов в минуту». Но и сказки, и приземления на грешную землю бывают разные.


«Спутник Юпитера» (Jupiter's Moon) Корнеля Мундруцо посвящен суперактуальной теме мигрантов-беженцев (актуальнее не придумать: мое сегодняшнее утро началось с заголовка в газете Nice-Matin: «Мигрант умер в электричке»). Но даже если бы герой фильма, Ариан (Йегер Жомбор), паренек из разбомбленного сирийского Хомса, не был кем-то вроде ангела, счесть фильм реалистическим было бы невозможно (кстати, первым источником вдохновения был фантастический роман нашего Александра Беляева «Ариэль» – отсюда и имя Ариан). Вокруг будапештского вокзала Келети еще не раскинулся палаточный город изгоев, венгерская полиция пока не похожа на черный спецназ хладнокровных киллеров, ну и прямого пути из Сирии и Афганистана в Венгрию пока, насколько я могу судить, не проложено. Мундруцо работает в любимом жанре (см. «Иоанну» или «Белого бога») социальной антиутопии, превращая родную страну (отнюдь не лишенную ксенофобии и имперских атавизмов) в метафору Европы.

Эпиграф – не знаю, выдуманный или нет – сообщает, что среди всех одиннадцати спутников Юпитера только на одном есть солёный океан, потенциальная колыбель жизни, и имя этому спутнику – Европа.

Дальше – потрясающая сцена переправы сирийцев по ночной реке (вообще, техническое мастерство Мундруцо поражает воображение, и наша, к 4-му фестивальному дню несколько подзабывшаяся «Нелюбовь» со всеми ее операторскими выкрутасами выглядит на общем конкурсном фоне довольно скромно), разлука героя с отцом, облава полицейских, снятый немыслимым одним планом бег Ариана по лесу и смертельные пули агента в штатском (радостно узнать постаревшего, но не утратившего уникальной киногении Дьёрдя Черхальми). Однако вместо смерти ранения приводят к буквальному вознесению героя: он не погибает, но обретает способность левитировать.


Крепко пьющий и не брезгующий брать с мигрантов деньги за липовые справки врач Габор Штерн (всегда органичный Мераб Нинидзе) помогает Ариану сбежать из лагерной больницы. Не потому, что будучи убежденным и циничным атеистом (постучавших в дверь бродячих проповедников с Библией Габор отваживает одним махом: «Не читаю такого, много пыток и добрачного секса»), поражён открывшимся чудом, больше корысти ради, рассчитывая заработать на феноменальном юноше деньги для выкупа за собственную врачебную ошибку.

Сделка с ангелом совершается за двойным виски; дальше – остросюжетная одиссея, с погонями и террористическими атаками, может, не слишком затейливая по мысли (с мотивами личной и общественной вины, религиозного чуда и печали о «горизонтальном» человечестве, потерявшем веру и способность смотреть в небеса), но то и дело заставляющая открывать рот от удивления: полеты у Мундруцо впечатляют безотносительно оценки и трактовки.

Занятная синефильская деталь, тоже, впрочем, не имеющая рационального объяснения: в фильме есть две цитаты – на телемониторах мелькают кадры из фильма Калатозова «Летят журавли» и популярного в 1980-е в советском прокате венгерского мультика «Ловушка для кошек».

«Окджа» (Okja) Бон Чжунхо – отчасти спилберговский «Инопланетянин» на новый экологический лад: вместо E.T. здесь свинья-великанша, взращенная на зеленых корейских горах маленькой героиней. 


Проблема в том, что умное, смелое и доброе животное, наречённое именем, – собственность корпорации «Мирандо» (с гротескной героиней Тильды Свинтон во главе), создававшей свиней-мутантов не на радость детям, а для продажи в расчлененном виде: кому – уши, кому – рульку. Конечно, Окджу спасут – с помощью благородных активистов.

Но несколько эпизодов в лагере для взращенных на убой животных успеют напомнить о другом, страшном фильме Спилберга – «Списке Шиндлера».

С «Окджой», снятой изумительным Бон Чжунхо для компании Netflix (как и с другим нетфликсовским фильмом конкурса, «Историями семьи Майровиц») вышел неожиданный скандал. По французским законам появление фильма в формате VOD возможно только спустя три года после выхода в прокат. Netflix, естественно, отказался откладывать онлайн-премьеры так надолго, что автоматически сделало невозможным появление этих картин в кинотеатральном прокате. Из-за чего «Окджу» и «Майровица» едва не исключили из конкурса. Но в итоге Тьерри Фремо пообещал, что правила изменятся только с 2018-го, когда без гарантии кинопроката во Франции у фильма не будет шанса быть показанным в Канне.

Тему уязвимости такой, казалось бы, строго и разумно регламентированной европейской цивилизации разрабатывает «Квадрат» (The Square) язвительного шведа Рубена Остлунда (наряду с Асгаром Фархади, Остлунд – открытие ММКФ, в конкурсе которого был его дебют «Гитара-монголоид»). 


Герой «Квадрата» – эталон богемной буржуазии, куратор стокгольмского музея современного искусства X-Royale (институция вымышленная, собственную одноименную выставку «Квадрат», придуманную для фильма, Остлунд инсталлировал не в Стокгольме), чьи неприятности начинаются с комичной уличной кражи. Спойлеры «Квадрату» не на пользу; скажу только, что Остлунд и остроумен (хотя позволяет вполне жлобские наезды на contemporary art), и элегантен, и энергии ему не занимать (особенно в сцене перформанса вымышленного русского артиста Олега Рогозина, определенно вдохновленной старыми акциями Олега Кулика), но утомляет пережёвыванием того, о чем уже не раз говорил – хотя бы в предыдущем «Туристе».

После космических работ Мундруцо и Бон Чжунхо «Квадрат» выглядит слишком приземленно; рожденный ползать летать не может – это, наверное, про европейскую буржуазию, которую и сам Остлунд вполне достойно представляет (и без приза вряд ли останется).

Идеальный баланс между реализмом и поэтическим флером в самом пока реальном претенденте на золото – ретро-драме Робина Кампийо «120 ударов в минуту» (120 battements par minute). 


В основе фильма – подлинная история активистской организации Act-Up, в 1980-е срывавшей завесу молчания вокруг эпидемии СПИДа. Эпизоды собраний страстью и идеализмом напоминают политическое кино 1960-х.

Плюс это пронзительная гомосексуальная мелодрама, экзистенциальную остроту которой придает обреченность вич-инфицированных героев.

Ну и умение Кампийо завораживающе работать с рапидами, продемонстрированное в «Вернувшихся» и Eastern Boys, чисто техническое, по сути, мастерство здесь приобретает метафизическое измерение (а греза, в которой Сена становится рекой крови – одним из не осуществленных планов героев было выкрасить реку, превратив ее в сигнал тотальной тревоги, – на самом деле удивительное зрелище). Плюс это французский фильм – принимающей стороне будет лестно, если на юбилейном фесте победит Франция. Хотя мы можем сколько угодно гадать, а Педро Альмодовар всех удивит, отдав «Пальму» чему-то совсем неочевидному. Что еще впереди.