Охота на гражданина поэта


Вадим Рутковский
24 апреля 2017

«Неруда», один из самых неординарных фильмов Канна-2016 – в проекте WhyNotMovie

Жизнь чилийского поэта-революционера – повод для причудливого нуара про сложные отношения между искусством и властью. И полицейский шпик здесь едва ли не важнее заглавного героя.

Начнем с короткой биографической справки: Пабло Неруда (1904-1973) – чилийский поэт, политик, коммунист, лауреат Сталинской (1953) и Нобелевской (1971) премий, герой лирического стихотворения Беллы Ахмадулиной («С каких вершин светло и странно он озирает белый свет? Мы все прекрасны несказанно, когда на нас глядит поэт»).

Практически любой отрезок жизни Неруды годится для остросюжетного фильма – в любом жанре, от жгучей мелодрамы (даже название можно заимствовать у раннего сборника «Двадцать стихотворений о любви и одна песнь отчаяния») до авангардистской кинопоэмы (тут уместно вспомнить трилогию «Оды изначальным вещам», где все стихотворения расположены в алфавитном порядке, от Америки и артишока до черепа, якоря и ясности).

Режиссер Пабло Ларраин выбрал 1948-й, тот переломный год, когда Неруда, баловень судьбы, сенатор и лауреат Национальной литературной премии, превратился в парию – после того, как в своей сенатской речи назвал действующего президента Габриэля Гонсалеса Виделу марионеткой США. Президенты такого не прощают – и обвиненный в государственной измене Неруда вынужден бежать из страны.


Сюжет для триллера Ларраин превращает в очень необычное произведение, обозначить которое «биографией» не повернется язык. Хотя бы потому, что сам Неруда (популярный чилийский актер Луис Ньекко) – не единственный главный герой фильма, названного в его честь; даже в титрах этот персонаж идет вторым – после Оскара Пелюшонна, маленького солдата марионеточного режима, полицейского сыщика в исполнении интернациональной звезды Гаэля Гарсиа Берналя.

И жанр традиционной биографии, на который обманчиво настраивает название, Ларраин превращает в «нечто совсем другое» – загадочный и многогранный фильм нуар с болезненной неясностью и ретро-шиком.


Главный материал, с которым работает Ларраин, – кровоточащая история ХХ века. В первую очередь, история Чили, но не только – через три месяца после премьеры «Неруды» в Каннском «Двухнедельнике режиссеров» Ларраин показал в Венеции другую неортодоксальную биографию «Джеки», посвященную Жаклин Кеннеди после убийства JFK. Подлинные события трансформируются у Ларраина самым непредсказуемым образом. Так травматический опыт истории родной стороны (редкое современное и, по внешним признакам, цивилизованное государство отличилось мраком такой густоты, как Чили в период диктатуры Пиночета) Ларраин использовал для патологического триллера о серийном киллере («Тони Манеро») и патологоанатомической драмы («Post mortem»), стилизованной под телевидение 1980-х хроники победы сил добра («Нет») и гиньоля («Клуб»). «Неруда» – нуар со всеми классическими составляющими, включая рир-проекцию.

Загнанный человек здесь – объвленный вне закона сенатор и поэт, не теряющий, впрочем, бодрости духа сытого гедониста.


Охотник – наймит мстительного президента Гонсалеса (в этой эпизодической, но яркой роли – актер-талисман Ларраина Альфредо Кастро), безродный сыскарь Оскар, считающий себя внебрачным сыном основателя чилийской полиции Пелюшонна. Герой Берналя – не какой-то карикатурный коп и ретивый душитель свободы, он умен и по-своему талантлив; именно его закадровые комментарии (еще одна родовая черта нуара) сопровождают действие. И, надо признать, идентифицировать себя с «полицейской ищейкой» гораздо проще, нежели с самодовольным Нерудой.


Сам Ларраин, как и его парадоксальный герой Оскар, далек от апологетики революционного поэта.

В саркастических замечаниях берналевского преследователя есть своя циничная правда: «коммунисты ненавидят работать; они предпочитают взрывать церкви – так они чувствуют, что живут».

Устами другого персонажа Ларраин задает провокационный вопрос: обещанное Нерудой равенство приблизит всех к его богемному существованию или, напротив, низведет каждого до гарантированной духовной и материальной нищеты? «Приди большевики к власти, Неруда стал бы первым в списке на расстрел», – замечает язвительный Оскар. А следом и Ларраин затрагивает неудобные темы: бедность и тяготы – такой щедрый источник вдохновения; всякая власть нуждается в «официальном» диссиденте; чем он талантливее, тем более лестно для власти.


Чем дольше длится игра Неруды и Пелюшонна в «кошки-мышки», тем дальше фильм от жизнеподобия; морок сгущается, разрешаясь диковинным финалом, не поддающимся однозначной трактовке.

В конечном счете, ускользает от всех возможных прямолинейных объяснений и сам фильм – это кино, причем кино первостатейное, со своим уникальным вокабуляром образов и эмоций.

Темы «Неруды» можно найти в газетах, общественно-политических дискуссиях и историко-философских трудах, но язык «Неруды» способен транслировать только большой экран.